**Утренний стол для двоих**
Каждое утро ровно в семь он приходил в кафе. Без опозданий, без суеты. Садился за столик у окна, где утренний свет мягко ложился на потертую скатерть. Заказывал чёрный чай и омлет — два яйца, без колбасы, с ломтиком бородинского. Всегда один. В этой простоте был ритуал — строгий, почти как привычка, за которую цепляешься, чтобы не сойти с ума от одиночества.
Официантка, недавно устроившаяся в это питерское кафе, поначалу думала, что он ждёт кого-то. Его взгляд то и дело скользил к двери, будто вот-вот она откроется, и войдёт та, ради кого он сидит здесь. Плечи напряжены, будто готов вскочить в любой момент. Но никто не приходил. Ни в студёный вторник, ни в серенькое воскресенье.
Через пару недель она решилась:
— Принести прибор на двоих?
Он посмотрел на неё, будто очнувшись. Глаза — глубокие, уставшие, с тенью боли, которую не скрыть.
— Не надо. Она не придёт.
Сказал тихо, почти без эмоций. Но в голосе дрожала трещина. Затем снова отвернулся к окну, где моросил осенний дождь. Капли стекали по стеклу, как слёзы, оставляя мокрые дорожки. Он смотрел не на улицу, а куда-то вдаль, туда, где её уже не было.
Его звали Артём. Лет под сорок, одет опрятно, без выпендрёжа. Всегда с книгой — потрёпанным томиком, с потускневшей от времени закладкой. Но не читал. Страницы не перелистывались, будто книга ждала того, кто сидел напротив.
Иногда он шептал что-то про себя. Официантке казалось, будто он разговаривает с ней — той, что не пришла. Рассказывал, как прошёл день, что видел на Невском, о чём думал. А может, просто извинялся.
Через месяц она снова поставила второй прибор. Артём не отказался. Только слегка подвинул тарелку, освобождая место — бережно, словно ждал дорогого гостя.
На следующий день она принесла два чая. Второй — с лимоном, наугад, просто так. Он взглянул на чашку, замер, потом кивнул. Молча. Но в этом кивке было что-то тёплое, почти благодарное, как лучик в тёмной комнате.
Как-то утром, когда ветер гнал по улицам жёлтые листья, он заговорил:
— Мы всегда завтракали вместе. Даже после ссор. Особенно после них. Это было наше правило — садиться за стол, даже если молчим.
Она слушала, не перебивая.
— В тот день… — голос дрогнул. — Я сказал, что ухожу. Она молчала. Или я не услышал. Хлопнул дверью. Думал, вернусь к вечеру. Но… потом было поздно. Уже навсегда.
Он допил чай. Встал. Руки дрожали, когда он достал из кармана фотографию и оставил её на столе. Потёртая, с выцветшими краями. Мужчина и женщина на даче, в утреннем свете. Он — молодой, улыбающийся. Она — смеётся, держит кружку. Их счастье казалось вечным.
— Спасибо, — сказал он, глядя на официантку. Голос тихий, но твёрдый. — Это мой последний завтрак здесь. Я готов жить дальше. Один. Без этой боли.
Она кивнула. Убрала второй прибор — медленно, будто прощаясь с кем-то важным, даже не зная имени.
Он ушёл, оставив щедрые чаевые. Не просто деньги — жест благодарности. За еду. За то, что молчала.
На следующий день его столик пустовал. Но она всё равно накрыла на двоих. Поправила салфетку, выровняла ложки. Не потому, что ждала. Потому, что хотела сохранить этот ритуал.
Потому что иногда важно не быть одному. Даже если рядом только пустота. Даже если за этим столиком сядет другой, с такой же болью в глазах.
Особенно тогда.
*Запись в дневнике.*
*Иногда прощание — это не конец, а начало. Надо уметь отпускать, иначе так и будешь сидеть у окна, ждать дождя и шептать в пустоту.*