Я попросила прощения у невестки за своё поведение: была к ней слишком строга, когда она жила со мной.
Я плохая свекровь. Эта мысль гложет меня, как незаживающая царапина. В нашем семье говорят, будто это в крови, но оправданий у меня нет. У меня двое детей — сын и дочь. После смерти мужа я одна поднимала их в глухой деревушке под Липецком. Без помощи, без лишней копейки. Хорошо, что старший сын, которому тогда едва исполнилось четырнадцать, уже мог хозяйничать. Без него я бы пропала — страшно подумать, как бы всё сложилось.
Жили мы трудно. Когда дети выросли и разъехались, я осталась одна. Бывало всякое, но мне много не нужно: огород кормит, куры несутся. Дети обзавелись семьями, осели в городе. Младшая, Дашенька, удачно вышла замуж за инженера. Радовалась за неё — у неё теперь всё, чего в детстве не хватало. Она перебралась в Сочи, за тридевять земель от нашей деревни. Говорят, живёт в просторной квартире, не чета моей покосившейся хате. Иногда приезжала с ребёнком, но мы не сходились характерами. Вечно привозила дорогие подарки, бытовую технику, а мне бы просто поговорить. Но нет — вечно спешила. Звонит раз в полгода, спросит, как здоровье, и трубку кладёт. У неё двое детей, но я знаю их только по фоткам.
А сын, Егор, женился на девушке из бедной семьи. Надя — круглая сирота, без образования. Сперва они ютились в съёмной халупе, но потом денег не хватило, и попросились ко мне. Как я могла отказать?
Надя, хоть и работящая, была городской. Деревня для неё — как чужая планета. Я сразу видела, что она ничего не смыслит в нашем быту. Но вместо того чтобы помочь, я лишь ворчала. Принести дров? Пусть Надя несёт. Сварить обед? Её дело. Так и меня когда-то воспитывали. Пока она управлялась по хозяйству, я нянчилась с внучкой — смышлёной девочкой, вылитым отцом. Души в ней не чаяла, баловала без меры. Но теперь понимаю: чем сильнее я любила внучку, тем жёстче была к её матери. Стыдно до боли.
Не знаю, из-за меня ли, но Егор решил уехать на заработки в Казахстан, взяв Надю с собой. А пятилетнюю дочку оставили мне. Я не спорила. Еды хватало, одежду шила сама. Но сердце болело: сын уезжает так далеко, а невестка с ним. Что поделаешь?
Год и восемь месяцев их не было. За это время я прикипела к внучке душой. Учила её всему — от старых песен до того, как полоть грядки. Мы были неразлучны. Но потом Егор с Надей вернулись, забрали девочку и укатили в город. Меня даже не спросили, но что я могла сказать? Это их ребёнок.
Прошло пять лет. Егор изредка звонил, давал поговорить с внучкой. Но в гости не приезжали. Я чувствовала, что Надя таит обиду. Жизнь шла своим чередом, соседи помогали, но дом ветшал. Крыша текла, а чинить было не на что. Зимой затыкала щели ватиной, но толку мало. Старалась не ныть, но тревога не отпускала.
А потом, месяц назад, они неожиданно нагрянули. Выглядели счастливыми, внучка вытянулась, стала настоящей красавицей. Оказалось, в Казахстане подзаработали и вложились в свой бизнес. Гордилась сыном — оба моих ребёнка выбились в люди. Но больше всего поразила Надя. За столом она не умолкала, рассказывала, как внучка вспоминает дни, проведённые со мной. Как я научила её многому. Благодарила, будто забыла, какой я была сукой.
Позже мы разговорились с глазу на глаз. Я собралась с духом и попросила прощения за свою чёрствость. Надя улыбнулась и сказала, что многим мне обязана. Гостили они два дня, оставили подарки и уехали. А на рассвете к моему дому подъехали мужики с кирпичами, цементом и инструментами. Сказали — «молодая хозяйка» велела перекрыть крышу и подлатать забор. Я сразу поняла — это Надя. Работали на совесть, а я не знала, как их отблагодарить. Они лишь хмыкнули: «Всё уж оплачено».
Стыдно до слёз. Была слишком жестока, слишком требовательна. Но оказалось, люди умеют прощать. Надя не держала зла, и её доброта согрела мне душу. Теперь я знаю: даже в самых трудных отношениях есть место милосердию. Но так везёт далеко не всем…