Аромат кофе висел в воздухе, как невысказанная мысль. Алевтина сидела за столом, окружённая бумагами, и цифры на экране плясали перед глазами, словно тени в лунном свете. День рождения. Опять один. Коллеги молчали — ни взгляда, ни слова. Давно привыкла. Для них она была не женщиной, а строгой начальницей, «железной леди» из бухгалтерии. А за спиной — шёпот:
— Может, подарить ей кота? А то совсем озверела…
— Да какой кот, ей бы мужика, лет на десять моложе, чтобы нервы успокоить…
Сорок четыре. Всего на пару лет старше этих кукол в мини-юбках, что каждую неделю меняют цвет волос. Но слово «старая» застряло в горле, как рыбья кость.
И тут — стук.
— С праздником, Алевтина Сергеевна! — в дверях стоял Игорь, новый менеджер, с пирожными и крошечным кактусом в горшке.
Офис затаил дыхание. Все знали: начальницу не поздравляют. Но Игорь — новичок, не в курсе. Ждали взрыва. Однако Алевтина… рассмеялась. И пригласила его в столовую.
Сотрудники переглянулись. Кто-то фыркнул: «Ну всё, парню крышка». Кто-то зашептал: «Нашел, чем подмазаться». Но ей было плевать. Игорь говорил с ней без лести — просто, как с другом. И впервые за годы она почувствовала: её видят не как должность, а как женщину.
Потом пошли кафе. Потом — его пальто на её вешалке. Потом — он переехал. Казалось нереальным: у неё, угрюмой бухгалтерши, теперь есть кто-то, кто ждёт дома.
Разумеется, сплетни не утихли.
— Шантрапу карьеру пробивает, — хихикали в курилке.
Но он ни разу не попросил ни копейки. Зато приносил чай с лимоном, когда она простывала. Завязывал шарф, если на улице было холодно.
А потом… исчез.
Телефон молчал. Квартира — пуста. В полиции пожали плечами:
— Баба, да он, может, в запой ушёл. Бывает.
Недели текли, как густой сироп. Коллеги шушукались: «Ну что, сбежал?» Она не реагировала. Будто вся её броня растворилась в воздухе.
И вдруг — новости. В соседней области авария. Мужчина без памяти. Ни имени, ни родных.
Алевтина рванула в больницу, не думая.
— Вы уверены? — спросил врач. — Он ничего не помнит.
— Я должна его увидеть.
И когда она вошла в палату, Игорь дрогнул.
— Я… ехал к маме… хотел сказать… что мы женимся…
Память вернулась обрывками, как старые фотографии. Месяцы реабилитации. Но она не отпускала его руку.
А через два года они стояли в загсе. Он — всё ещё немного хромая, она — крепко сжимая его ладонь.
И больше никто не говорил, что она «старая».