Тень мужской ревности: как моя юность превратилась в пепел
В глухом уголке под названием Вышний Волочёк, затерявшемся среди болот и озёр Тверской области, жила я, Лидия Соколова. Когда-то я блистала, как молодая берёзка под майским солнцем, все говорили о моём уме и упорстве. Но моя история — не о победах, а о том, как мужское безумие испепелило мою жизнь, оставив лишь горстку холодного пепла.
Я мечтала стать врачом. В медицинском университете встретила будущего мужа — Дмитрия. Мы были юны, пылки, и всё складывалось, будто в доброй сказке: свадьба на третьем курсе, рождение дочери, а через год — сына. Казалось, сама судьба ведёт меня за руку. Моя бабушка помогала с детьми, пока я училась. Я выбрала терапию, Дмитрий — хирургию, и мы перебрались в его родную деревню, чтобы начать новую жизнь.
Дети пошли в садик, мы с мужем работали в разную смену: он — ночью, я — днём. Всё было отлажено, как механизм старых деревенских часов. Я обожала свою работу, жила ради улыбок пациентов. Но однажды всё перевернулось — будто чёрная туча накрыла меня с головой.
Дмитрий стал другим. Сначала шутил: «Мужчины специально кашляют, лишь бы твои ручки их потрогали». Я смеялась, но вскоре его шутки стали злыми, как зимний ветер. Он допытывался, почему я задерживаюсь, названивал по десять раз за смену. Я умоляла: «Дима, ты же врач, ты понимаешь — это моя работа!» Но он не слушал. Его ревность росла, как плесень на затхлом хлебе, отравляя всё вокруг.
Потом начались сцены. Он врывался в кабинет во время приёма. Однажды устроил истерику при медсёстрах, кричал, что запрещает мне осматривать мужчин. Я онемела: как слушать сердце через шубу? Это было безумие, но он не унимался. Дома скандалы длились до рассвета: дочь рыдала в подушку, сын забивался в угол с телефоном, а я готова была провалиться сквозь землю. В больнице поползли слухи, маленький Вышний Волочёк гудел, как пчелиный рой: «Слышали, как Соколов жену тиранит?» Люди тыкали в нас пальцами, а я чувствовала, что тону.
Чтобы спасти семью, я уговорила Дмитрия переехать в Петербург. Дети получили бы хорошее образование, да и он, казалось, устал от пересудов. К моему удивлению, он согласился. Я надеялась, что в большом городе всё изменится, но кошмар лишь сгустился.
В Питере мы устроились в разные клиники. Я думала, здесь он остынет, но Дмитрий словно взбесился. Он приходил домой с дикими глазами, орал, бил. Я прятала синяки под кофтами, врала коллегам о падениях. А потом он дошёл до того, что пришёл к моему начальнику и потребовал уволить меня, заявив, что я бездарь. Главврач только развёл руками: «Лидия, ваши пациенты вас любят, мне плевать на ваши разборки». Но я больше не выдержала. Подала на развод.
Дмитрий затягивал процесс: подключил друзей-юристов, давил на судей. Когда нас развели, он прошипел на выходе: «Ты никому не будешь нужна, я прослежу». Я осталась одна, но свободной не стала. Мужчин я боялась, как огня: осматривая больных, невольно думала — а не бьют ли они своих жён. Жизнь сжалась до работы и детей. Дочь выросла, познакомилась с французом и уехала в Париж. Я умоляла: «Ты его почти не знаешь!» А она ответила: «Мама, хуже папы он не будет». Сын остался со мной, пытался поговорить с отцом, но вскоре махнул рукой.
Дмитрий оказался болен. Он начал лечиться, а я пошла к психологу — собирала себя, как разбитый кувшин. Хотела вернуть хоть каплю уверенности. И у меня получилось. Тогда, будто по волшебству, появился Игорь — друг моего брата. Он знал мою историю, был нежен, но я всё ждала подвоха, искала в его глазах злобу. Игорь терпеливо доказывал, что не все мужики — как Дмитрий. И я сдалась: медленно, как весенний лёд, начала таять.
Но счастье снова ушло. Когда я рассказала об Игоре сыну, он сказал: «Или я, или он. Не потерплю чужого в нашем доме». Теперь мы с Игорем встречаемся украдкой, а сердце моё снова в тисках. Сын не захотел слушать, лишил меня права на радость. Выбора нет — только приговор. Как мать, я выберу сына. Но от этого не легче: моя юность, мечты — всё сгорело в пламени мужской ревности, и я осталась одна с пеплом на ладонях.