**Тень осеннего дождя**
Город тонул в холодном ноябрьском ливне. Нижний Новгород будто накрыло серым покрывалом, и стук дождя по крышам вырвал Анну из тревожного сна. За окном темнело, хотя часы показывали уже семь утра. Она лежала, глядя на размытые очертания домов и деревьев, едва виднеющихся сквозь водяную пелену. Как отпускать дочь в школу в такую погоду? Тем более, позавчера Даша слегка кашляла.
— Холодно… — прошептала Анна, сжимаясь под одеялом.
Она по привычке хотела поделиться утренними мыслями с мужем, но Артём ушёл три месяца назад. В квартире было зябко — батареи ещё не грели. Анна натянула одеяло до подбородка, пытаясь снова уснуть, но сон не приходил. Мысль о дочери глодала её: пора вставать. Вздохнув, она поднялась, поставила чайник и принялась готовить завтрак. В холодильнике почти ничего не было — в последнее время аппетита не было, и Анна покупала только самое необходимое. Она намазала булку вареньем, разбудила Дашу и, укутав её в тёплую куртку, закрыла за ней дверь. Потом попыталась найти свой любимый шарф с узором из берёз, но, не обнаружив его, снова забралась под одеяло.
Дождь лишь усиливал тоску, которая не покидала Анну с тех пор, как ушёл Артём. Сначала они встречались из-за раздела имущества, но потом и это прекратилось. Он исправно перечислял деньги на дочь, звонил, забирал её на прогулки. Но Анна избегала личных разговоров. Она пыталась убедить себя, что всё в порядке: сделала новую причёску, улыбалась коллегам, шутила. Но внутри всё кричало: ничего не кончилось.
Сначала хотелось выбросить всё, что напоминало об Артёме. Но его вещи — сувениры из их путешествий, флакон одеколона, кружка с надписью «Самый лучший» — всё ещё стояли на полках. Убрать их было больно, но эта боль странным образом приносила облегчение. Анна жалела себя, и в этой жалости находила горькое утешение. Каждый раз, начиная уборку, она натыкалась на что-то, связанное с ним. Вот деревянный оберег — купили в Суздале, когда гуляли по старым улочкам, смеялись и строили планы. А вот наушники — подарок на 8 Марта. Артём тогда пошутил: «Женщины любят ушами, а уши — бриллианты. Бриллиантов нет, так вот тебе наушники — чтобы уши не скучали».
Его запах преследовал её. Одежда, подушки, даже её собственные вещи хранили аромат его одеколона. В такие моменты Анна словно возвращалась в прошлое — к их семье, их мечтам, их счастью. Но запах выветривался, и реальность накрывала снова. Семьи больше не было. Планов — тоже. Только будни: работа, дом, дочь.
Она избегала друзей. Это были те же люди, с которыми они общались вместе с Артёмом. Видеться с ними без него было невыносимо — начнутся расспросы, сочувствующие взгляды, фразы вроде: «Вы были такой прекрасной парой». Она и без них знала, какой они были парой. Идеальной. Но всё это — в прошлом.
Анна была уверена: у Артёма новая женщина. Именно из-за неё всё разрушилось. Шесть лет назад он согласился на вахту в Сибири. Это спасло их — они закрыли ипотеку, купили машину. Но та же работа его и забрала. Анна до сих пор помнила тот звонок. Незнакомка, представившаяся «доброжелательницей», сообщила: «Ваш муж давно вас обманывает. У него другая». Артём не стал отрицать. Сел на диван, закрыл лицо руками и молчал. А потом ушёл к родителям.
На следующий день он вернулся, когда Даши не было дома.
— Аня, я не могу без вас с Дашей, — прошептал он. — Это была ошибка. Давай начнём сначала. Простишь?
— Нет, Артём, — ответила она, стараясь говорить ровно. — Мы договаривались быть честными. Ты предал. Уходи.
Всё прошло без криков, почти по-хорошему. Он сам объяснил дочери, собрал вещи и уехал на очередную вахту. Там, наверное, была та самая женщина. Анна не хотела ничего знать. «Доброжелательница» пыталась дозвониться, рассказать подробности, но Анна заблокировала номер. Зачем ей лишняя боль? Правда и так была ясна.
Четыре месяца она училась жить одна, доказывая себе, что справится. О жизни Артёма не спрашивала. Наверняка у него всё хорошо с новой пассией. Но свёкры оказались удивительными людьми. Особенно свёкор, Владимир Петрович. Когда Анна, робкая и застенчивая, впервые пришла к ним, он сразу принял её как родную. Шутил, давал простые советы, вовлекал в разговоры. Именно он, как она подозревала, попросил свекровь не лезть с расспросами и не уговаривать простить сына. Они уважали её выбор и продолжали общаться с ней и Дашей, как прежде.
В этот дождливый день, когда город утопал в серости, в дверь позвонили. Закутавшись в халат, Анна открыла. На пороге стоял Владимир Петрович.
— Добрый день, Анечка! — улыбнулся он.
— Здравствуйте, — растерялась она. — Проходите. Чайник сейчас поставлю.
— Не суетись, присядь, — мягко остановил её свёкор. — Хочу рассказать тебе одну историю.
Анна села, чувствуя, как внутри сжимается тревога. Он редко говорил так серьёзно.
— Когда Артёмке было лет пять, мы с Лидой разошлись, — начал он. — Да, сейчас мы снова вместе, даже повенчались потом. Но тогда я ушёл. Влюбился. В бригаду к нам девчонка пришла — красавица, коса до пояса. Решил, что всё, бросаю семью. И ушёл. Только без семьи не смог. А Артём — он тоже не может без вас. Никакой другой у него нет. С вахты уволился тогда сразу, домой вернулся, к нам. Но не живёт, а мучается. Каждый вечер под вашими окнами ходит. А ещё твой шарф с ним, Аня. Увидел я его с этим шарфом — сам чуть не всплакнул. Любит он тебя, страдает. И Лида извелась — боится, как бы не запил…
Свёкор замолчал, отпил чай. Видно было, что ему тяжело говорить. Не в его привычках вмешиваться, но за сына болело сердце.
— Ладно, пойду, — поднялся он. — Решай сама. Простить измену — трудно. Почти невозможно. Но кто один раз оступилсяОна взглянула в окно, где за струями дождя едва виднелся силуэт человека, стоящего под старым клёном, и вдруг поняла, что прощение — это не слабость, а шанс для новой жизни.