Разные кухни и одно яйцо
Бывает, люди перестают ссориться. И это не про мир. Это про пустоту. Так и случилось с Владимиром и Татьяной. Сначала были скандалы — крики, хлопки дверьми, обиды, бурные примирения. А потом наступила тишина. Настал момент, когда не осталось даже раздражения. Просто — ничего. Ни боли, ни тепла. Лишь чужие тени под одной крышей.
Они прожили вместе двадцать лет. Столько было всего: и свадьба на скорую руку, и съёмные комнаты, и бессонные ночи из-за детей, и долгие вечера, когда казалось — любовь преодолеет всё. А потом — перестало. Всё затихло. Разошлись по углам, будто по разным берегам. Стали есть порознь. Сначала — в разное время. Потом — разную еду. В конце концов у каждого появилась своя полка в холодильнике. Как в бараке.
О разводе не заговаривали. К чему? О чём говорить, если каждый вечер — это просто ожидание, когда наконец наступит тишина? Владимир начал ездить в дом отдыха — один. Там он познакомился с женщиной, Надеждой, спокойной, чуткой. Она умела слушать и никогда не лезла в душу. Он писал ей письма. Настоящие, на бумаге. Вкладывал в них то, что уже не мог сказать дома.
А Татьяна… Она просто жила. Носила застиранный халат, вставала по будильнику, пила утренний чай. Молчала. Даже с подругами почти не болтала — зачем, если у них всё «как у людей»?
И вот однажды — обычное утро. Кухня пахла подгоревшими сухарями и старым подсолнечным маслом. Татьяна стояла у плиты. Маленькая, хрупкая, будто за эти годы ещё усохла. Перед ней — крохотная сковородка. В ней — одно-единственное яйцо. Не омлет, не глазунья на двоих, не что-то для семьи. Одно яйцо. Для себя. И всё.
Владимир зашёл на кухню, наливал себе кипяток. Тоже собирался — не только на работу, но и… в новую жизнь. Решился, хотел сказать. Уже всё обдумал. Даже чемодан почти собрал.
Но она обернулась. Без упрёков. Без слёз. Просто посмотрела снизу вверх и слабо улыбнулась:
— Хочешь яйцо? — и протянула ту маленькую сковородку.
Этот жест пронзил его больнее любого крика. Будто время отмоталось назад. Там, в прошлом, была общага, одна сковородка на двоих, один плед, одна кружка. И эта же девчонка, только смеющаяся, в ситцевом халатике, босая, с чёлкой. Не уставшая женщина, а весёлая «ласточка», как он её когда-то звал.
Он не взял сковородку. Он обнял её. Крепко. Молча. А потом заговорил. Путано, сбивчиво. О том, как у него будто пелена на глазах была. О том, как всё стало серым, как он сам не заметил, когда потерял самое важное. И, может, он плакал. Она не видела — он выше, она совсем махонькая. Только дрожала у него в руках и что-то шептала про «я тоже».
На плите догорало яйцо. Желток был таким золотистым, таким тёплым. Как напоминание — не всё пропало. Любовь ведь не громкая. Не крикливая. Она прячется в мелочах. В одной сковородке. В тёплом взгляде. В простом: «Хочешь яйцо?»
А потом они снова стали есть вместе. И разговаривать. Не обо всём сразу. Не без боли. Но вместе.
…Иногда кажется, что всё давно умерло. Но вдруг — маленькое «яйцо» меняет всё. И ты понимаешь, что любовь не ушла. Она просто стала тише. Меньше. Почти невидимой. Но всё ещё живой.