Горький дар свободы
Холодный осенний ветер гулял по улочкам маленького села под Краснодаром, а я сидел на кухне у бабушки, слушая её рассказ. Два года я провёл за границей, колесил по разным странам, а вернувшись, первым делом рванул к родной старушке. Уже несколько дней наслаждался деревенской тишиной, но вдруг осознал, что не видел соседку — Варвару Семёновну, добрую и работящую женщину, чей дом стоял напротив. Её улыбка и неуёмная энергия всегда согревали душу.
— Бабуля, а где Варвара Семёновна? — спросил я. — Уже неделю не заглядывает. Всё ли у неё в порядке?
Бабушка взглянула на меня с лёгким удивлением, потом вздохнула:
— Она уже полтора года в доме ветеранов живёт. Ты же не знал! Садись, расскажу.
И вот какую историю я услышал.
Варвара Семёновна была настоящей труженицей. Никто не помнил её без дела: то в огороде копалась, то яблони обрезала, то корову с выпаса встречала, то пироги пекла, которыми полсела угощала. Ягоды, овощи, яйца, творог, вязаные шерстяные платки — всё это она возила на базар в райцентр. Каждый рубль бережно складывала в старую жестяную коробку из-под печенья. Не для себя — ей-то много ли надо? — а для сына Никиты, снохи Лизы и внука Стёпы. Никита с семьёй жил в Краснодаре, в трёх часах езды. Приезжали часто, но не помочь по хозяйству, а забрать деревенские гостинцы. Порой их машина так трещала под тяжестью, будто вот-вот развалится.
Годы шли, и Варвара Семёновна начала слабеть. Спина болела, ноги отказывали, суставы ломило, давление прыгало. Постепенно она распродала скотину, оставила пару грядок, а остальную землю отдала соседям под картофель. Никита стал приезжать реже, а Лиза и вовсе перестала появляться — брать ведь нечего. Когда у старушки резко ухудшилось зрение, она запаниковала. Позвонила сыну, умоляла показать её городским врачам. Никита приехал, забрал мать в Краснодар.
Лиза встретила свекровь холодно. Накрыла стол, предложила чай, но во взгляде читалось раздражение. Никита настоял на обследовании. Целый день провели в поликлинике, потом заскочили в аптеку за лекарствами. Возвращаться в село было поздно, и Варвара Семёновна осталась ночевать. Лиза, узнав об этом, не скрывала досады: на кухне она так громко гремела кастрюлями, что звенело в ушах.
В этот момент зашла соседка, тётя Зоя. Увидев гостью, она обрадовалась:
— Варвара Семёновна! Сколько лет вас не видела! Надолго к нам? Уже завтра уезжаете? Пойдёмте ко мне, чайку попьём, по душам поговорим!
Проводив мать к соседке, Никита вернулся на кухню.
— Лиз, пока мамы нет, поговорить надо, — начал он тихо.
Но по выражению лица жены было видно — разговор ей не по душе.
— Мама совсем сдала, — продолжил Никита. — Врачи кучу болезней нашли. Ноги еле ходят, зрение падает…
— А чего ты хотел? — отрезала Лиза. — Не молодая уже, чтобы по горам скакать. Возраст.
— Вот я и думаю… — подхватил Никита. — У нас трёшка, Стёпа с женой в Москве, сюда не вернутся. Место есть…
— Стоп! — Лиза швырнула нож, которым резала овощи. — Ты что, её к нам хочешь перетащить? Совсем рехнулся? Трёшка — и что с того?
— А что, в дом престарелых её отправить? — возмутился Никита. — Кстати, эта квартира на её ягоды да картошку куплена, которыми она всю жизнь торговала!
— Ты мне ещё попрёки кидать будешь? — вспылила Лиза. — Она помогала не чужим, а своему сыну и внуку!
— Жестокая ты, Лиз, — вздохнул Никита. — Думал, заберём маму, заживём. Её дом крепкий, продадим — деньги хорошие будут. Машину сменим, в Турцию съездим…
— Да пусть подавится своим домом! — закричала Лиза. — На недельку в отпуск смотаемся, а потом я десять лет за ней убирать буду? Работницу себе нашёл!
— Ты что несёшь, дура! — вспылил Никита, но замолчал, увидев в дверях Варвару Семёновну.
В кухне воцарилась мёртвая тишина. Старушка стояла, будто каменная, с пустым взглядом.
— Мам, ты давно здесь? — пробормотал Никита.
— Только вошла, — мягко улыбнулась она. — Очки забыла, мы с Зоей альбом листаем. Да, сынок, забыла сказать: через месяц в дом ветеранов переезжаю. Поможешь с вещами?
Никита онемел. Лиза засуетилась:
— Конечно, поможем! Я тоже приеду, всё погрузим. Правильно, с ровесниками веселее, чем одной в деревне.
Дом ветеранов в райцентре вызвал у Никиты смешанные чувства. Персонал был доброжелательный, директор — душевный, к старикам относились с теплом. Но здание было старым: линолеум в коридорах потёртый, сквозь окна дуло, в комнате отдыха — допотопный телевизор и обшарпанные кресла. Комната Варвары Семёновны оказалась маленькой, с продавленной кроватью и шатким стулом. Но она не показала вида, что расстроена.
— Ничего, мам, — сказал Никита, пряча неловкость. — В отпуск приеду, тебе тут ремонт сделаю — любо-дорого посмотреть. Не скучай, скоро навестим.
Но вспомнил он об обещании лишь через полгода, когда Лиза напомнила, что пора продавать мамин дом — лето, лучший сезон для сделки. Приехали в дом ветеранов. Директор встретил их радушно, предложил зайти в комнату отдыха:
— Может, Варвара Семёновна там с подругами телевизор смотрит. Пойдёмте, провожу.
Старушки там не было, но Никита удивлённо присвистнул. Комната преобразилась: новый диван, удобные кресла, огромный телевизор, цветы в кашпо.
— Красота! — воскликнул он. — Ремонт дорого встал?
— Вашей матери спасибо, — улыбнулся директор.
— Маме? — Никита растерялся. — ОнаНикита молча опустил голову, осознав, что мать отдала последнее, лишь бы не быть обузой.