Отцовское сердце не меряет рублями и не считает выгоды — я просто сделал то, что должен был сделать для сына, который больше всех нуждался.
Пусть теперь он ненавидит меня — я останусь его отцом до конца.
Я мужчина в годах, и, может, звучит это странно, но я убеждён: отцовское сердце болит не меньше материнского. Просто мы, мужчины, не разливаемся словами. Молчим. Стискиваем зубы. Но сегодня я решил написать — пусть хоть кто-то узнает, что я не предатель, не подлец, не сеятель раздоров между сыновьями. Я всего лишь отец. И поступил так, как велела совесть.
У меня двое сыновей. Растил их в любви и строгости. По крайней мере, старался. Старший — Артём, тихий, вдумчивый, всегда послушный. Замкнутый, но добрый. Младший — Дмитрий, с пелёнок — ураган: шумный, упрямый, с глазами, полными азарта. Они разные. Но оба — мои.
Время шло. Сыновья выросли, окончили институты, обзавелись семьями. Дима ринулся в бизнес. Сначала трудно, потом — взлёт. Основал фирму, затем вторую, втянул в дело жену. Жили на широкую ногу: дорогие авто, три квартиры — две уже записаны на внучек, отпуска — только за границей, рестораны, бренды, тусовки. Гордиться было чем — да, Дима пробился. Умеет добиваться своего.
Артём остался в родном Екатеринбурге, служит в мэрии. Жена его — учительница. Доходы скромные, квартира — из советских времён, мебель — ещё с нашей молодости. Не голодают, нет. Но если сравнивать — будто в параллельном мире. Всё по списку, по скидкам, без излишеств. Жена у него — женщина тяжёлая. Вечно недовольна, подначивает Артёма: «Смотри, как брат живёт!», шепчет, будто они недостойны такой доли, будто я, как отец, обязан всё делить поровну. Но разве можно поделить судьбу?
Сердце моё разрывалось. Видел я, как один купается в достатке, а второй считает копейки до зарплаты. Не мог смотреть, как сын, в глазах которого тухнет огонёк, превращается в тень. Жена давила, он молчал, но я-то чувствовал. Чувствовал, как он гаснет.
И я решился. Был у меня старый участок под Сочи, доставшийся от деда. Земля у моря, ценная, но запущенная. Продал. Дорого. Никому не сказал. Все деньги отдал Артёму. Без расписок, без условий. Просто передал — от души. Пусть сделают ремонт, купят машину, новую одежду сыну, съездят хоть раз отдыхать, как люди.
Но не учёл одного — людской язык. Видно, жена Артёма не удержалась, похвасталась. Или фото выложила. Через неделю мне позвонил Дима. Не узнал его голос. Кричал. Обвинял. Говорил, что я растоптал его уважение, что всегда любил Артёма больше, что сделал из него нахлебника. Выпалил: «Забудь, что у тебя есть младший сын! Я для тебя больше не существую!» И бросил трубку. Я не успел сказать, как горжусь им. Как люблю. Как режут сердце его слова.
Прошло три месяца. Он не звонит. Не отвечает ни на смс, ни на письма. Пишу ему коротко: «Люблю тебя», «Прости, сынок», «Ты мне дорог». Тишина. И знаете что? Я не жалею. Да, больно. Да, тяжело. Но я поступил так, как велело отцовское чувство. Если не я помогу сыну, который вот-вот сломается, то кто?
Глупо ждать понимания. Даже от родных. Порой добро ранит. Порой справедливость — это не равные доли, а рука, поданная вовремя. Может, я потерял сына. Но перестать быть отцом — не в моих силах. Не жалею. Лишь молюсь, чтоб Дима когда-нибудь понял: я не выбирал между ними. Я выбрал любовь.