Брат с семьёй въехал к нам — и чуть не развалил мою семью
Всегда в моей жизни была одна проблемная фигура — младший брат Вадик. С детства он отличался… мягко говоря, своеобразием. Там, где у людей ум — у него анархия, где у других расчёт — у него авантюра. Ни дня без происшествий, ни разу без головной боли. И самое мерзкое — он вечно тащил нас, старших, в свои катавасии, потому что «родные должны выручать».
Вадик давно женат. С его Ириной двое пацанов — Мишка и Глеб, пять и семь. А недавно они решили сделать ремонт в своей трешке. Как водится у брата — всё наобум: деньги на стройматериалы нашлись, бригаде заплатили авансом, а вот о том, где жить, пока идёт ремонт — не подумали. Снимать жильё — «накладно», в гостиницу — «да ты чего, золотой». Решение родилось простое, как сибирский валенок:
— Поживём у вас с Алёной! Мы же свои люди!
Предупредить нас заранее Вадик не удосужился. Воскресное утро, семь часов, мы ещё спим. Жена на восьмом месяце, сон для неё сейчас — как манна небесная. Вдруг — звонок в дверь, топот, вой… Она аж подпрыгнула от испуга. Я открываю — а там целый десант: Вадик, Ира, дети, чемоданы, пакеты и… ротвейлер Буч.
Ввалились, даже сапоги не сняв. Прямо на кухню, будто у себя. Уселись и буднично заявили: «Поживём у вас. Недели две, не больше».
Алёна, хоть и беременная, но воспитанная — виду не подала. Поздоровалась, улыбнулась, потом отвела меня в спальню. И вот тут… её взгляд говорил красноречивее мата. Она была в ярости: гормоны, усталость, токсикоз — и тут такой «сюрприз». Я уговаривал её, клялся, что это ненадолго, что он же родной. Вроде успокоилась.
Первые дни даже тихо было. Жена готовила — они уплетали. Много. Очень много. Потом начался ад.
Сорванцы Мишка и Глеб за неделю угробили полсервиза, который подарили нам родители Алёны. Кот Федя пропал — позже отыскался в подвале, весь перемазанный, дрожащий. Буч отметился по-своему: погрыз обои, порвал диван, ободрал обшивку дверей. А виновница торжества, Ира, только руками размахивала: «Ну пацаны же! Ну пёс ещё щенок, балуется!»
Я таскал из «Пятёрочки» сумки без передышки. У Алёны болела спина — она целыми днями варила-жарила. А Ира? Даже тарелку за собой не убрала. Ни капли помощи, ни намёка на благодарность. Её дети носились по квартире, крошили печенье в постель, пёс гадил за шкафом — и всем было «ну и что».
Каждое утро начиналось с собачьего лая. Каждую ночь — с визга детей. У Алёны начались схватки. Она рыдала. Я чувствовал — ещё чуть-чуть, и всё. Развод. Я видел, как женщина, которую люблю, чахнет на глазах, потому что брат решил, что его удобство важнее моего дома.
На десятый день я не вытерпел. Поговорили с Алёной — и впервые в жизни встал между ней и Вадиком. Высказал всё: ведёте себя как свиньи, ноль помощи, одни убытки. И если не начнёте уважать наш дом — ищите другой ночлег.
Ира фыркнула. Вадик надулся. Обозвал нас «предателями», что «родную кровь вышвыриваем». Собрали манатки, прихватили зачем-то наш мультиварку и две простыни, ушли, хлопнув дверью так, что стёкла задрожали.
Мы с Алёной молча прибрались. Вынес три мешка хлама. Кот, еле живой, выполз из-под шкафа. Жена впервые за две недели рассмеялась. Мы сохранили не только квартиру — мы спасли свою семью.
Теперь Вадик всем рассказывает, как «родня в трудный момент отвернулась». Что мы выставили их на мороз. Но мне плевать. Пусть болтает. Главное — моя беременная жена снова спит спокойно, а я твёрдо знаю: поступил правильно.
Вот и скажите — вы бы терпели «ради семьи»? Или защитили бы свой дом и того, кто вам дороже всего?