Он улетел в заграничную командировку с любовницей, а мы мечтали о семье и детях…
Я понимаю разумом — он недостоин моих слёз. Но сердце разбито, и ему не объяснить, что любовь к предателю — это яд.
Пишу, потому что больше не могу молчать: внутри — пожар. Обида жжёт, злость душит, а боль разрывает грудь. Как можно любить человека, который растоптал нашу историю, как осенний лист под сапогом? Бросил, будто я — случайная ошибка, а не часть его жизни.
Мы с Дмитрием познакомились ещё в школе. Встречались с десятого класса, вместе поступили в МГУ. Жили в съёмной однушке на окраине Москвы, едва сводили концы с концами. Бывало, на ужин — только чай с сухарями, но нам хватало того, что мы вместе. Он обнимал меня перед сном, целовал в макушку и шептал: «Ты моя». Эти слова грели больше, чем батареи в лютые морозы.
После университета остались в столице. Обсуждали свадьбу, детей, мечтали о доме в Подмосковье — с яблонями во дворе и псом по кличке Барбос. Дима устроился в иностранную компанию, а я долго искала работу, пока не согласилась на низкооплачиваемую должность. Но радовалась: теперь могла вкладываться в наш быт. Крохотная квартирка постепенно стала уютнее: плед, вазочки, фотографии в рамках… Я строила гнёздышко, пусть и чужое.
Дмитрия часто отправляли в командировки — то в Берлин, то в Прагу, то в Стамбул. Возвращался замкнутым, но я списывала это на усталость. Пока однажды он не объявил: его переводят в лондонский офис на полтора года. Я разревелась — казалось, это конец. Но он лишь холодно отстранился. Ни объятий, ни «скоро вернусь». В тот вечер он впервые не сказал «люблю». Тогда я почувствовала: что-то сломалось.
Провожала его молча. Он даже не оглянулся. Через неделю пришло письмо: сухое, чужое. «Спасибо за всё. У меня есть другая. Она тоже в Лондоне». Ни сожалений, ни объяснений. Просто — конец.
Я не могла дышать. Не ела, не спала, смотрела в стену и думала: как можно выбросить семь лет, будто пустую бутылку? Страшнее всего — он даже не посмел сказать это в глаза. Сбежал, как вор, оставив лишь пепелище.
Я знаю — он трус. Настоящий мужчина не прячется за письмами. Но разум бессилен: сердце болит, будто его режут ножом. Теперь я боюсь доверять, боюсь улыбок, взглядов… Но верю — придёт день, когда эта рана затянется. Я научусь жить без него. Дышать без его «люблю». Любить себя. Это и будет победой.