Матильда из коммуналки, или как кошка вернула старика к жизни
— Семён, смотри-ка, она всё там лежит, — голос Марфы дрожал, будто в нём таилось больше, чем простая тревога. Она прижалась лбом к холодному стеклу, глядя вниз на заросший двор пятиэтажки в одном из спальных районов Екатеринбурга. — Уже который час не шелохнётся. Даже хвостом не машет…
— Может, околела? — буркнул Семёныч, не отрывая глаз от телевизора, где шла трансляция футбольного матча с захрипевшим комментатором.
— Да ты что, Семён! — Марфа бросила на мужа осуждающий взгляд. — Живая. Глаза открыты. Только смотрит в никуда… Будто сквозь тебя.
— Ну, значит, болеет. Время пришло — вот и кончается. Выбрала себе место под нашей старой рябиной.
— Нет, Семён. Это же та самая кошка. Из третьего подъезда. У хозяйки вчера похороны были, помнишь? Та самая Анна Петровна — на пару десятков лет старше нас. А её родня… квартиру прибрали, а кошку — на улицу. Вышвырнули, как ненужный хлам. Сама видела — сидит у двери, не уходит. Ждёт…
Семёныч нахмурился. Анну Петровну он знал — когда-то её муж с его отцом лавочки во дворе мастерили. Не дружили, но здоровались, если пересекались у подъезда. Теперь внуки раз в год наведываются, а кошка осталась никому не нужной.
— Вчера, говоришь… — пробормотал он. — А родственники? Взять не смогли?
— Родня, Семён, только на деньги смотрит. Фотографии, книги, даже кошку, которая с хозяйкой пятнадцать лет прожила, — всё на помойку. Эх…
Она молча натянула старые боты и вышла. Через десять минут вернулась, держа на руках серую, исхудавшую кошку. Та даже не сопротивлялась, будто уже всё решила.
— Ругай, не ругай, а я не могла по-другому! — с порога сказала Марфа и опустила бедолагу на половик.
Кошка — обычная дворовая Мурка, не молодая, с потухшим взглядом, будто жизнь из неё вытянули. Устроилась у двери, не двигаясь.
Семёныч промолчал. Только губу закусил. Но Марфа не сдалась: на кухне поставила миску с бульоном, накрошила туда варёной говядины.
Наутро миска была пуста.
— Ну вот, умница, поела! Значит, жить собираешься. Хозяйка, конечно, ждёт… но не сейчас, поняла?
Однако кошка не спешила привыкать. Неделю она лежала у порога, лишь провожая взглядом тех, кто входил или выходил. Ела ночью, спала днём. И ни звука.
Семёныча это бесило.
— Вот распласталась! — ворчал он. — Вечно под ногами. Места в квартире мало, что ли?
Как-то раз даже задел её сумкой с картошкой.
— Да проваливай уже! — рявкнул он, но Мурка лишь посмотрела на него… без злости, но так, будто он был пустым местом.
После этого она перебралась в комнату. Лежала у стены, будто её и не было. Тихая, как тень.
— Да разве это кошка? — продолжал ворчать Семёныч. — Кукла тряпичная.
— Не стыдно тебе, Семён?! — вспыхнула Марфа. — Она по хозяйке тоскует. Вместе столько лет прожили… А ты вот попробуй — сядешь в углу, дети за спиной шушукаются, внуки на голову лезут, а ты вспоминай, каково это — когда тебя ещё за человека считали…
Семёныч вдруг замолчал. В груди кольнуло. А ведь верно… Говорят же: как к зверю относишься, так и к старикам потом. Перестал брюзжать. Даже купил в магазине пачку корма. Впервые.
А потом произошло чудо.
Марфа вернулась от дочери — помогала с внуком. Услышала из коридора — муж с кем-то разговаривает. Не в телефон, не сам с собой. Зашла — Семёныч сидел в кресле, а рядом на подлокотнике — теперь уже Матильда, как он её прозвал, — смотрела ему прямо в глаза.
— Жизнь, она… ломает. Но и склеивает. Главное — до утра дотянуть. И чтоб кто-то рядом был. Необязательно человек. ПроИ с тех пор старик и кошка стали неразлучны, будто две половинки одной старой, но всё ещё крепкой души.