«Пришлось питаться овсянкой и пустым борщом, чтобы отвадить дармоедов»: двое взрослых сыновей висели на шее у матери больше года и даже не пытались искать работу.
Моя давняя знакомая, Матрёна Степановна — женщина с нелёгкой судьбой. Всю жизнь крутилась как белка в колесе, работала бухгалтером, поднимала четверых детей после гибели мужа, тянула дом, себе во всём отказывала. И вот, когда казалось, что на пенсии можно наконец вздохнуть свободно, оказалось — не тут-то было. Двое её взрослых сыновей, Геннадий и Артём, превратились в настоящих тунеядцев. Больше года они не работали ни дня, жили на её шее, хотя у каждого была своя квартира, подаренная ещё отцом. Но нет — оба предпочли мамину халяву в уютной «двушке» на окраине Нижнего Новгорода.
Старшая дочь и младший сын — самостоятельные, свои семьи кормят. А вот эти двое — Гена и Тёма — рассудили: «Раз мама не гонит, значит, можно и дальше греться под её крылом». Матрёна терпела: готовила, стирала, оплачивала счета, надеясь, что очухаются. Но в ответ слышала только: «Нормальной работы нет», «Не по специальности», «После Нового года точно устроимся»…
Когда терпение лопнуло, она пошла на хитрость. Взяла все скопленные отпускные и добавила пару месяцев за свой счёт — «ушла» на пенсию. Формально — да, но на деле это был тонкий расчёт. Объявила сыновьям: «Всё, работаю. Теперь живём на мои 25 тысяч».
Поначалу те и не поняли подвоха. Только дивились: мать дома, да ещё и какая-то кислая. Гена даже спросил: «Мам, ты чего такая злая?» — на что Матрёна сухо ответила: «Не злая. Бедная». И начала действовать. Утро — пустая овсянка. Обед — борщ без мяса. Ужин — хлеб с чаем. В холодильнике — ветер гуляет. Никаких поблажек, никаких «ой, мам, купи колбаски». Она даже не ругалась — просто молчала и варила ту же баланду.
Через неделю Генка не выдержал и съехал в свою квартиру, которую до этого сдавал. Ещё через неделю за ним потянулся Артём. А через месяц оба уже числились в каком-то колл-центре.
Когда Матрёна рассказала мне эту историю, я удивилась: «Как ты сама не сломалась?» Она лишь махнула рукой: «А что делать? Иначе бы так и кормила их до пенсии. Иногда надо дать пинка, даже если это твои родные дети».
Теперь она живёт одна. Сыновья заглядывают иногда — с пирогами, с деньгами. Говорят, мол, прости, мам, теперь всё поняли. А она лишь усмехается в ответ: «Любовь — это не всегда накормить. Иногда — это показать, где суп варится».