**«Котлеты, гинеколог и пьедестал мечты»**
Когда Дмитрий Соколов высадил свою очередную пассию из машины, он даже ласково чмокнул её в щёку и махнул рукой на прощание. В груди ещё тлел сладкий след её духов, а на губах — привкус измены. Он глубоко вдохнул и повернул ключ зажигания — пора было ехать домой.
У подъезда своего дома в Нижнем Новгороде он замер. Стоял минуту, подбирая слова. Надо было сказать твёрдо, как мужчине положено. Решительно, чтобы точка была поставлена. Он больше не мог жить в этой серой, безэмоциональной, предсказуемой семье. Ему хотелось огня. Хотелось того, что заставляет нервы трепетать. И он нашёл это — в роскошной Ларисе Викторовне.
Он поднялся пешком, не дожидаясь лифта. Вздохнул и открыл дверь.
— Привет, — громко сказал он, входя в квартиру. — Лена, ты дома?
— Дома, — лениво отозвалась жена. — Ну что, Димка, котлеты будем жарить?
Вот оно. Момент истины. Соколов выпрямился и, прочищая горло, выдал:
— Лена, нам нужно поговорить… Мы должны расстаться.
Никакого взрыва эмоций не случилось. Ни криков, ни слёз. Лена даже бровью не повела.
— То есть котлеты отменяются? — спокойно уточнила она, выглядывая с кухни.
— Решай сама. Хочешь — жарь, хочешь — нет. Я ухожу. К другой.
Обычная жена на её месте закатила бы скандал. Возможно, даже запустила бы сковородкой. Но Лена была не из таких.
— Только не говори, что опять забыл мои сапоги из ремонта, — произнося это, она даже не повысила голос.
— Чёрт… Забыл, — пробормотал Дмитрий, краснея. — Но если надо, прямо сейчас поеду, заберу!
— Ну да, конечно… Пошли тебя за сапогами — ты и старые приволочёшь. Вечно ты такой, Соколов, — вздохнула Лена. — Никакой ты не мужчина, а размазня с дипломом экономиста.
Дмитрий почувствовал, как его заготовленная речь разваливается. Не таким он представлял этот вечер. Не таким он видел конец своей семейной жизни.
— Лена, ты не понимаешь! Я серьёзно! Я тебя не люблю! Я люблю другую! Я ухожу!
— Замечательно, — ответила она. — У тебя ведь обувь не в ремонте. Иди куда хочешь.
Он даже кашлянул от неожиданности. Боже, как же трудно с ней спорить! Когда-то именно за это невозмутимое спокойствие он и влюбился. За её тихую силу, железную логику и золотые руки. А теперь всё это казалось кирпичной стеной, в которую он врезался на полном ходу.
— Я… Я благодарен тебе за всё, — начал он снова. — Но я ухожу. Потому что люблю. По-настоящему.
— Наташка Журавлёва? — буднично поинтересовалась Лена.
— Ч-что? Нет! — запнулся Дмитрий. — Откуда ты о ней знаешь?
— Или Ирка Соболева? С ней ты в прошлый четверг задержался…
Он замолчал. Спина покрылась холодным потом.
— Нет. Не Соболева. И не Журавлёва. Это Лариса. Лариса Викторовна Морозова. Тридцать шесть лет, сын, две чистки… Ты ведь понимаешь, что это любовь всей моей жизни.
— Ты совсем ку-ку, Соколов, — сказала Лена, наливая чай. — Ты хоть знаешь, с кем связался?
— Я знаю, что люблю её, — сквозь зубы процедил он. — И буду с ней.
— А медкарту ты у своей «мечты» видел?
— Н-нет…
— А я видела. Потому что я — гинеколог. С двадцатилетним стажем. Я знаю, где ты был, даже если ты не запомнил. В этом городе я осмотрела всех женщин, а ты — лишь некоторых. Так что поверь: Морозова — это не подарок. Это ходячий диагноз.
— И что ты предлагаешь? — спросил он обречённо.
— Во-первых, — сказала Лена, — сходи помойся. Во-вторых, я позвоню Викторычу в кожно-венерологический — пусть тебя посмотрит без очереди. А в-третьих — сядь, подумай и не выставляй себя дураком.
— Но я ведь… я же…
— Иди мойся, — перебила она. — А я котлеты жарить пойду. Если захочешь нормальную женщину — обращайся. Подберу. Без неприятных сюрпризов.
И Соколов молча побрёл в ванную. В мечтах он уходил красиво, с пафосом, под музыку. А на деле ушёл — за мылом.
**Жизнь редко даёт нам то, чего мы хотим. Но порой отбирает то, чего мы не ценили, — и этим спасает нас от ошибок.**