В давние времена, в небольшом селе под Тулой, жила девушка по имени Аграфена. Впервые она встретила Фёдора на деревенских посиделках, когда гармонист заиграл задушевную «Коробушку». Он подошёл сразу, как только зазвучали первые ноты, и весь вечер не сводил с неё тёмных, как смоль, глаз. Долго они бродили потом по улицам, и на прощание он тихо спросил:
— Разреши завтра прийти? Снова прогуляемся?
— Приходи, — прошептала она, чувствуя, как сердце бьётся, будто птица в клетке.
Так и началась их история. В селе нет тайн — уже наутро старухи шептались на завалинке: «К свадьбе, видать, клонят. Федя — парень что надо, руки золотые, а Груша — всей округе загляденье, добрая да работящая».
Не обманулись. Через полгода Фёдор привёл сватов, сыграли свадьбу — гуляло всё село. Скоро родился у них сынок, Ванюша, и потекла жизнь привычным руслом.
Но всё переменилось незаметно.
Фёдор славился мастеровитостью — то печь починит, то дом срубит. Люди уважали, но платили кто чем мог: кто мешком муки, кто бутылью самогона, а то и вовсе обещали «рассчитаться позже». Фёдор не настаивал — «свои же люди». Но именно эти посиделки с «добрыми людьми» стали ему погибелью.
— Опять пил? — спрашивала Аграфена беззвучно. — Долго ещё будешь себя губить?
— Да брось ты… Чуть отдохнул. Разве я не делаю всё, что надо? — отмахивался он.
Она устала. Сын рос, а муж всё чаще приходил домой «под мухой». Однажды она решилась:
— Если не завяжешь — уйду. Не для этого я замуж шла.
Фёдор клялся. Неделю был тише воды. Потом — снова застолья. Ссоры, слёзы… Но Аграфена терпела. Ваня обожал отца. Вместе они чинили забор, ходили в лес, смеялись — когда Фёдор был трезв. Ради сына она и молчала.
Но здоровье мужа не выдержало. Усталость да вино сделали своё дело. Он слабел. Она уговаривала:
— Поедем в Тулу, к врачу. Это не просто так.
— Пройдёт само. Не старик ещё, — твердил он.
Поехал только когда совсем слёг. Врач в больнице лишь развёл руками:
— Поздно спохватились. Тут уж только молиться…
Аграфена выхаживала его до конца. Родня помогла, соседи приносили еду, а она каждое утро просыпалась с одной мыслью: «Хоть бы ещё день». Но он ушёл. Хоронили всем селом.
А потом был тот сон. В ночь на сороковой день она увидела Фёдора. Он стоял у кровати, смотрел чужим, ледяным взглядом:
— Ну что, без меня легче? Радуйся, пока можешь. Но Ваньку я заберу… Он будет со мной.
Она проснулась в поту, бросилась к сыну. Тот спал мирно. Но в груди что-то сжалось. С тех пор не отпускала его ни на шаг, сторожила, как зеницу ока. Никому про сон не сказала — надеялась, что забудется.
Прошло полгода. Ваня возвращался из школы. Переходил дорогу, не заметил подводу…
Врачи приехали быстро, но было уже поздно.
Аграфена не кричала. Не рыдала. Она опустилась на пол и не могла пошевелиться. Боль сковала, будто льдом. Казалось, сердце разорвалось вместе с жизнью сына. Её солнышко. Её радость. Его больше не было.
Потом — похороны. Опять всё село. Потом — пустота. Дом без Вани стал чужим. Мужа нет. Сына нет.
Шли годы. Аграфена по крупицам собирала себя. Судьба сжалилась — встретила вдовца с двумя девочками. Тихий, работящий, в рот хмельного не брал. Сначала — просто дружили. Потом — стали семьёй. Через три года родила сына. Любила его всей душой. Но тот страх… не ушёл.
Сны больше не приходили. Только иногда ночью она будилась и шептала в темноте:
— Прости, Ванюша. Не сберегла…
Теперь она — бабушка. Внуки бегают по двору, смеются, рисуют на песке. Она улыбается. Но душа — всё та же рана. Потому что то, что забрал у неё сон, не вернуть.
И когда кто-то говорит: «Сон — просто пустые грезы», — Аграфена молчит. А сама думает: «Они приходят. Предупреждают. Только не все услышать могут».
Иногда судьба даёт знак. Но избежать её — дано не каждому…