Разбитое сердце и тихий свет
В уютной квартирке на окраине Нижнего Новгорода, пропитанной ароматом щей и пожелтевших страниц, сидела Валентина и бесшумно плакала. Её мир трещал по швам: ближайшая подруга Надежда расставалась с мужем Дмитрием. Для Валентины, никогда не знавшей своей семьи, они были родными. Их разрыв рвал душу, будто ржавый гвоздь в старом паркете, скрипящий под грузом одиночества.
Надежда и Дмитрий молчали о причинах. «Не твоё дело», — отрезали они, и Валентина кивала: «Конечно, не лезу». Но внутри всё кипело. Кто виноват? Без причины не бросаются под поезд! Мысли, одна чернее другой, кружились в голове. Ей было стыдно за свои подозрения — Надежда и Дмитрий были её опорой. Может, их сглазили? Или сама жизнь отравила их любовь? Валентина готова была лезть в петлю, лишь бы помочь, но как, если их рты на замке? Петля сжимала горло всё туже.
Развод перевернул всё. Раньше они часто выезжали на её дачу в деревне Берёзовка — сажали картошку, смеялись до слёз, грелись у печки. Теперь дача стояла пустой, будто вымерла, как и Валентина внутри. Надежда была ей сестрой. Ещё в детстве, когда Валентина жила в просторной квартире с родителями, Надежда, из бедной семьи, бежала к ней, спасаясь от тесноты своей однушки. У Валентины было всё: своя комната, мать-учительница Анна Семёновна, отец-инженер Виктор Павлович, их синяя «Лада» и старый сад. Для Надежды это было сказкой — сказкой, которой она тайно завидовала.
На даче, с покосившимися ступенями и резными наличниками, пахло смолой и старыми альбомами. Акварели матери висели на стенах, а отец любил говорить о космосе. Дмитрий, приезжая, возился в сарае, чинил инструменты, а порой заводил «Ладу». Её потёртые сиденья и потрескавшаяся панель хранили тепло рук Виктора Павловича. Он бы обрадовался, что кто-то ещё помнит его дела. Но теперь сарай закрыт на висячий замок, а «Лада» медленно ржавеет.
Валентина всегда знала, что некрасива, неуклюжа, что семьи ей не видать. Родители пытались выдать замуж за сына друга, но ничего не вышло. После развода Надежда пропала — не брала трубку, не писала. Валентина, изнывая от тоски, не знала, куда себя деть. И вдруг звонок: «Валя, можно заехать? Надо поговорить».
Он приехал в субботу, под хмурым октябрьским солнцем. Валентина, по привычке, сварила борщ и испекла пирог с капустой — их любимое. Дмитрий поднялся по скрипучим ступенькам дачи, которая когда-то казалась дворцом, а теперь была такой же уставшей, как сама Валентина. Он молчал, смотрел на облупившуюся краску, потом заговорил.
Надежда и Дмитрий прожили вместе пятнадцать лет. Когда они поженились, Надежда казалась ему хрупкой, обиженной жизнью. Рассказывала, как в детстве её заставляли нянчить младших, как она чувствовала себя лишней. Дмитрий жалел её, носил на руках. Надежда забеременела, и он был счастлив, но она, ссылаясь на недомогание, молчала. Её положили в больницу, а потом, не глядя в глаза, она сказала, что ребёнка не стало. Врачи развели руками: «Не судьба». Дмитрий утешал её, а она шептала: «Ещё успеем». Но «успеем» так и не настало.
Со временем Дмитрий заметил, как Надежда издевается над Валентиной. Звала её «дурёхой», смеялась над дачей, «Ладой», книгами и картинами, которые Валентина берегла. Сначала Дмитрий поддакивал — Валентина и правда была странной, будто из прошлого века. Но когда Надежда крикнула: «Ты такая же лузерша, как и она! Я думала, ты пробивной, а ты подался в нищету! Я с детства намучилась, не хочу больше! А ты со своими принципами, отказался от взятки, остался без работы!» — его будто током ударило.
Это была не та Надежда. Как жить дальше? Но Валентине он решил не говорить. Зачем ей знать, что подруга всю жизнь её ненавидела?
Пока Валентина накрывала на стол, Дмитрий нарубил дров — ночи были холодные. Они ели борщ, говорили о ерунде, но в воздухе витало что-то новое. Надежда вскоре вышла за бывшего шефа и исчезла. А Дмитрий стал приезжать чаще. Помогал по хозяйству, привозил мелочи — то банку мёда, то ветку рябины. Они гуляли у реки, говорили обо всём, и Валентина чувствовала, как лёд в груди тает.
Это было странно, почти грешно. Дмитрий — бывший муж подруги. Но он стал ей ближе всех. Валентина, не веря себе, влюбилась. Её мучил стыд — казалось, она украла чужое. А главное, она не верила, что кто-то может её полюбить. Просто не верила, и всё.
Они поженились зимой, в пургу. Приехали на дачу, растопили печь и, глядя на пламя, неумело признавались в любви. Весной родилась дочь — Аннушкой назвали, в честь матери Валентины. Порой ей казалось, что это сон. Она, в свои сорок, любила и была любима. Дом ожил от детского смеха и стука топора — Дмитрий чинил то крышу, то забор, словно собирал по кусочкам её разбитое сердце. Валентина расцветала, но порой всё ещё боялась оглянуться и увидеть пустоту.