**Сломанные струны судьбы**
В душной кухне старого деревенского дома, затерянного среди лесов Тульской области, разгорался скандал. «Какого чёрта нам ещё один ребёнок?!» — кричала Галина, потрясая сковородой с пригоревшей картошкой, будто собираясь ударить мужа. Иван стоял, опустив голову, крепко сжимая в руке телефон. Только что ему сообщили: его сестра Ольга умерла, оставив сиротой десятилетнего сына Артёма.
«Галя, ну что ты? Он же пацан, поможет по хозяйству, с Витькой и Серёгой ему будет легче», — проговорил Иван, делая шаг к жене. Но Галина сверкнула глазами и прошипела: «Нас и так пятеро в этой развалюхе! А ты хочешь, чтобы я нянчилась с твоим племянником?! Пусть его в детдом забирают! Где его папаша, а? Свалил, а мы расхлёбывать должны?!»
«Родители не дадут Артёма в детдом», — тихо ответил Иван, озираясь, словно боялся, что старики услышат. «Я им ещё не сказал про Ольгу. Они нас замучают, но мальчишку всё равно привезут». Галина стиснула зубы, сдерживая ярость. «Я за ним смотреть не буду!» — отрезала она и резко повернулась к плите. Иван молча кивнул.
«Чего у тебя столько хлама?!» — ворчал Иван, засовывая вещи Артёма в багажник потрёпанных «Жигулей». Мальчик молчал, глядя в сторону. Но когда Иван грубо схватил футляр со скрипкой, Артём резко сказал: «Осторожнее, она хрупкая». Иван фыркнул: «Да Ольга совсем с ума сошла — скрипка в деревне?! Лучше бы в футбол его отдала! Смотри какой худой — видно, что недоедал. Скрипка, блин!» Артём промолчал. Его мама учила: слушай себя, а не чужие слова.
Ольга была светлым человеком — добрым, мягким, с улыбкой, которая не гасла даже в самые тяжёлые дни. Она из последних сил старалась дать сыну всё, что могла, несмотря на нищету. «Ну что, готов в деревню?» — спросил Иван. Артём не был готов. Всего неделю назад он потерял маму. Ольга долго болела, лежала в больнице, а он жил у соседки. Её не пускали к ней, она звонила, говорила, что всё будет хорошо. Потом звонки прекратились. Соседка, вытирая слёзы, сказала: «Коронавирус, проклятый, забрал нашу Олю». Артём плакал украдкой, помня мамин наказ: нельзя показывать слабость чужим.
Дорога пролетела незаметно. Артём боялся новой жизни, а ворчание Ивана только усиливало тревогу. «Приедем — день отдохнёшь, а потом на сенокос. Лето же, наши пацаны с рассвета в поле. Работа — лучшее лекарство». Артём кивал, не слушая, прижимая к себе скрипку, которую Иван наконец отдал ему, чтобы не разбилась в багажнике.
Увидев дом — покосившуюся избу с мутными стёклами, — Артём сжался. Он никогда не был у деда с бабкой. Ольга не общалась с роднёй, и теперь он понимал почему. «Пошли, покажу комнату», — буркнул Иван. В маленькой комнате стояли две кровати. Артём положил вещи на одну, но тут ввалились два загорелых парнишки.
«Это моя кровать!» — рявкнул один, сбрасывая вещи на пол. «Ты в сенях ночевать будешь или вали обратно в город!» — добавил второй, с шрамом под глазом. Иван почесал затылок: «Забыл сказать, раскладушку тебе поставим. Это кровати Витьки и Серёги». Артём оглядел заваленную грязью комнату — раскладушка здесь явно не поместится. Выбора не было. Он лёг, но заснуть не смог: Иван храпел за стеной, а пацаны сопели, привыкшие к шуму.
Артём вышел на улицу, сел у реки и достал потрёпанную фотографию мамы. По щекам покатились слёзы. «Эй, пацан, чего разнылся?» — раздался голос. Коренастый мужчина присел рядом. «Да ничего», — буркнул Артём. «Ну ладно. Я тут ночью природу слушаю», — улыбнулся незнакомец. «Я Василий». — «Артём», — мальчик пожал ему руку. Василий рассказал про лягушек и сверчков, посоветовал идти спать и ушёл. Артём, к своему удивлению, быстро уснул.
В пять утра дом ожил: звенела посуда, пацаны, запнувшись о раскладушку, мчались на кухню. «Артём, давай жрать, а то всё слопают!» — крикнул Иван. Галина у плиты бросила на мальчика злобный взгляд. В доме пахло коровами и прокисшим молоком — запах чужой, непривычный. Артём сел за стол. Галина с грохотом поставила перед ним тарелку: «У нас тут не ресторан, сам бери!» На тарелке лежала жирная яичница. «Можно нож?» — тихо спросил Артём. В ответ раздался хохот. «Ну Ольга, ну воспитала! Городской неженка!» — прохрипел дед. Рядом стояла сухонькая бабка, мрачно глядя на внука.
«Даже после смерти удивляет. Царствие ей небесное», — пробормотала она, крестясь. «Восемь лет внука прятала, будто мы не люди». — «Почему вы так про маму?» — вырвалось у Артёма. «Потому что сбежала, будто мы ей не родня!» — рявкнул Иван. «Ничего, мужика из тебя сделаем. Пойдёшь с пацанами сено ворошить». — «Мне надо играть на скрипке, чтобы не забыть. И пальцы должны быть целы», — тихо сказал Артём. Пацаны захохотали: «Девчонка! Ногти бережёт!» Дед стукнул кулаком по столу: «Хватит! Хочет играть — пусть играет. Ты, Галина, его по хозяйству задействуй, на жаре ему плохо будет».
Артём давился яичницей, вспоминая мамины слова. Её звали Ольга, а деда — Николай. «Они хорошие, но жёсткие», — говорила она. «Я уехала, потому что деревня душила меня». Она работала учительницей, а по ночам мыла полы, чтобы прокормить сына.
Артём час играл мамину любимую мелодию. Пацаны, пробегая мимо, кричали: «Девчонка!» Он терпел. Потом помогЗатем он поднял глаза и увидел, как Василий стоит у калитки с новой скрипкой в руках — струны блестели на солнце, будто обещая, что не всё ещё потеряно.